Минувший сезон стал для Сергея Немчинова дважды дебютным. Чуть больше года назад он впервые в своей тренерской карьере возглавил клуб — ЦСКА. Должность генерального менеджера Немчинов ранее также занимал только в молодежной сборной.

А еще сезон в ЦСКА уравнял количество лет, проведенных Сергеем в отечественных и заокеанских клубах, — теперь на его счету по 13 сезонов в сильнейших лигах по обе стороны Атлантики.

Начал за океаном Сергей с места в карьер — за первых три сезона он набрал 161 очко в регулярных чемпионатах НХЛ и выиграл Кубок Стэнли, став одним из первых "полноценных" обладателей заветной чаши среди наших соотечественников. Впрочем, столь серьезный подход к делу неудивителен: в Америку Немчинов отправился сформировавшимся и как хоккеист, и как личность.

С двумя золотыми медалями чемпионатов мира и двумя прекрасными дамами — женой и дочкой.

Нынешний генеральный менеджер и главный тренер ЦСКА Сергей Немчинов рассказал о своем отъезде за океан. Вспомнил, как "Нью-Йорк Рейнджерс" стали жертвами афериста, как заказывал огромную порцию для ребенка, объяснил, за что его наказывала полиция, и описал драку, которую посмотрел с удовольствием.

Спорить с собой не приходится

— Вы вот сейчас занимаете в ЦСКА две должности: генерального менеджера и главного тренера. Но ваш североамериканский опыт выступлений должен прямо кричать: "Так нельзя". Зачем вы так себя нагружаете?
— Мой североамериканский опыт как раз и подсказывает мне, что именно так лучше для команды, ведь в НХЛ как раз и существует такая практика, когда генеральный менеджер и главный тренер — одно и то же лицо.

— Форс-мажорная ситуация.
— Нет, ни в коем случае. Это довольно частая практика. Но вообще в российском спорте, в частности в хоккее, немного другая специфика.

— Просто непонятно, как один человек может работать на конкурирующих позициях. Как тренеру вам нужен один хороший хоккеист, но как менеджер вы его не можете себе позволить. Приходится самому с собой спорить.
— Я бы сказал, не конкурирующие, а дополняющие друг друга позиции: я знаю бюджет клуба и знаю игроков. И эти два условия я могу соблюдать, подбирая состав.

— Ну вот, вы понимаете, что команде нужен Алексей Морозов.
— Мы можем подтянуть Алексея, но тогда рядом с ним будут исключительно ребята из молодежной команды. А так нельзя. Будучи менеджером и тренером, мне удобнее планировать финансовую и селекционную политику клуба.

Путч после тренировки

— Давайте поговорим о вашем отъезде в Америку в далеком 1991 году. Вы ведь были из первой волны игроков, которые попали за океан. Нетрудно представить, с какими сложностями вы там столкнулись. Что стало главным шоком?
— Хочу отметить, что, приехав в Америку, я не остался в пустоте. Все-таки к 1991 году довольно много российских игроков выступали за океаном. И мы обменивались информацией на тех же чемпионатах мира. Спрашивали: а что там за хоккей? А как с бытовыми вопросами? Поэтому я примерно представлял, что меня там ждет.

— Но одно дело слушать, а другое — быть участником.
— Совершенно верно. Вот, допустим, там надо было самостоятельно готовиться к сезону. Сейчас-то мы представляем, о чем идет речь, и не удивляемся, когда хоккеисты сами занимаются, чтобы к первым сборам приехать в идеальной форме. Но я-то приехал из СССР.

— И не понимали, как можно готовиться одному?
— Примерно так. Я приехал в Америку 3 августа, и нас поселили в гостиницу… Вот, кстати, еще одна сложность.

— В чем?
— Да в той же гостинице. Мы там с женой и ребенком провели целый месяц.

— А почему так долго?
— До 3 августа мы были в Америке на подписании контракта, приезжали в офис клуба, решали какие-то проблемы, например, подобрали жилье, но в него можно было вселяться только в сентябре. И мне еще тогда сказали, чтобы я приехал в США пораньше, надо было адаптироваться в стране. Вот и пришлось жить целый месяц в гостинице.

— Неплохо.
— Плюс, не забывайте, мне надо было ездить на тренировки. А тренер по физической подготовке говорил исключительно на английском.

— А вы его не понимали?
— Вообще без малейшего знания языка приехал. Но про это я еще расскажу. Просто вы почувствуйте атмосферу. Семья приехала в чужую страну, в государство с совсем другим менталитетом, надо было как-то интегрироваться. Непростое время.

— А вы могли бы приехать в сентябре? К тренировочному лагерю. Наверное, в СССР можно было с кем-то покататься.
— Мог, конечно. Но в клубе мне дали понять, что я должен быть именно в августе. Причем мне объяснили, что это время как раз пойдет на пользу. "Мы думаем, — говорят, — что за месяц ты как раз и освоишься. В сезон вступишь подготовленным".

— Мудро.
— На самом деле, так и получилось. Этот месяц мне очень многое дал. Я стал общаться с игроками и на площадке, и в жизни. Некоторые меня даже подвозили на тренировку, хотя им было явно не по пути. И на первых сборах меня уже многие знали, хотя я и был новичком.

— В 1991 году в СССР случился путч. Вы как о нем узнали?
— Я как раз после тренировки вернулся. Жена говорит, смотри, по телевизору Москву показывают, танки. А что там происходит, мы не понимали — английского-то не знали. Начали звонить родным, спрашивать, как дела. Очень переживали.

— За кого были в том путче?
— То есть вы хотите спросить, на чьей я был стороне? Ни на чьей. Я был далек от политики и переживал только за своих родных.

— Наверное, на следующей тренировке партнеры смотрели на вас с сочувствием?
— Мне показалось, что они об этом ничего и не слышали. А если и слышали, то ничего не поняли.

Без языка

— Понятно, что на тренировку вас отвозили, потом привозили. Но вы оставались втроем после работы. И что делали? Не могли же постоянно в номере сидеть.
— И не сидели. Клуб на весь август предоставил нам переводчика. Это был эмигрант из России, который долгое время жил в Америке. И, знаете, у нас были удивительные уроки.

— Расскажите.
— По-английски мы не произносили ни слова. Все время тратили на разговоры об Америке, о ее особенностях. Я рассказывал, какая жизнь в России. И так два раза в неделю. Ни слова по-английски так и не узнал. Через три месяца мы встретились с агентом. Он меня пригласил в кабинет и говорит: "Сережа, напиши-ка несколько слов по-английски". Дал какие-то простые слова, но я даже их не смог написать. Тогда-то и поняли, что клуб связался с аферистом. После этого мне наняли серьезного преподавателя, который занимался плотно, раза три-четыре в неделю.

— Вы приехали с Америку с маленькой дочкой. Ей, наверное, английский дался легче?
— Старшей дочери Наталье было 6 лет, и мы ее отдали в американскую школу. По-английски она совершенно не говорила, но в школу ходила с удовольствием. И дома нам рассказывала какие-то случаи из жизни, описывала какие-то ситуации. Мы с женой поверить не могли, как это все происходит. Не исключено, что дочь что-то выдумывала, но как бы там ни было, через три месяца она заговорила, а сейчас она говорит по-английски даже без акцента.

— В школе по-русски тоже никто не говорил?
— В том-то и дело. Знаете, с кем она там подружилась ближе всего? Со сверстницей из Японии, которую тоже отдали в американскую школу с нулевым знанием английского. Но они как-то находили общий язык, как-то поддерживали диалог. Поначалу нам с женой было страшно, ведь Наталья была среди тех, кто ее совсем не понимает. Но примерно в январе она заговорила по-английски. Все стала понимать гораздо раньше, чем папа с мамой.

— Но вот вы ходили с семьей в ресторан. И?
— И брали с собой разговорник. Но пару раз в смешные ситуации попадали. Приходим в китайский ресторан, заказываем рыбу. Нас что-то спрашивают. Я слышу слово "hot". Да-да, отвечаю, хат-хат. Рассуждаю так: нам предлагают либо сырую рыбу, либо горячую. Хочется горячего. А в данном случае hot означает уровень остроты блюда. А я же два раза сказал "хат". В общем, блюдо даже попробовать было нельзя.

— А еще что за история?
— Да зашли в ресторан, заказали блюда. Нам официант начинает что-то объяснять, а мы не понимаем. Я махнул рукой, неси, говорю, три порции и слушать больше ничего не хочу. Он еще так удивленно посмотрел, особенно на мою шестилетнюю дочку. Приносит порции, а там одной можно роту солдат накормить. Тогда-то я и понял, что он пытался объяснить, что одного блюда нам будет достаточно.

— А когда поняли, что обязательно надо оставлять чаевые?
— Вот про это объяснил мой первый "учитель" из Бруклина. Когда мы с ним говорили, он рассказал об этой особенности. Поначалу очень непривычно было. Раньше с этим не сталкивался. Относился к этому как к унизительной подачке обслуживающему персоналу. Но быстро понял, что в Америке это нормально. Были еще проблемы на заправке. Там своеобразная очередность. Сначала заправляешь, затем идешь оплачивать. Надо еще с маркой бензина определиться.

— Так и приходит опыт заграничной жизни.
— Мы сами стали учиться. Газеты просматривали, искали знакомые слова. Радио слушали. Телевизор смотрели. Я много учился, общаясь с ребятами из команды. В раздевалке приходится говорить, там ты не можешь сидеть молча. Я вот в первый год очень дружил с Яном Эриксоном. Он меня чаще всего и забирал из отеля. Ехать час. Нельзя же все время молчать. Так и заговорил.

— Вот-вот. О чем говорили?
— Сначала, как и водится, о погоде, природе, семье. Потом постепенно находили и другие темы для разговора.

— До драк не доходило?
— Сложное было время, но очень интересное. Понимаете, мне очень хотелось совершенствоваться, как в английском, так и в остальной жизни. Но вот в хоккее как раз все проще было.

— Да это понятно.
— Там адаптация шла гораздо легче. Установку на игру я стал гораздо быстрее понимать: термины-то все знакомые.

Первый удар

— У советских хоккеистов, уехавших в Америку в то время, было немного пренебрежительное отношение к НХЛ. Мол, там совсем играть не умеют.
— Там просто другой хоккей. Он не хуже, не лучше, а иначе устроен. Я, например, получив шайбу в средней зоне и видя перед собой только одного защитника, все время пытался обыграть его. И терял шайбу на линии. Причем в одном матче это было несколько раз. Мне казалось, что я играю правильно, ведь, обыграв соперника, я бы вышел один на один. Мне объяснили, что так делать нельзя. Доказали, что потери на синей линии — это очень плохо. И сейчас-то я понимаю, что тренеры были правы. Есть правила, которых нужно придерживаться.

— А когда в вас первый раз врезались так, что вы поняли: тут не шутят?
— Да в первом же матче, в Бостоне. Главное ведь — повода не было. Я принял шайбу, отдал, и мой партнер уже получил пас. Я немного расслабился и сразу же получил в тело.

— Запомнили его?
— Боб Свини. Здоровый очень, праворукий. Я его в последний момент увидел, но подготовиться не успел. Еду на скамейку переводить дыхание, а ко мне подходит тренер Колин Кэмпбелл: "Сергей, добро пожаловать в НХЛ".

— А вы когда первый раз ударили соперника?
— Да я особо не бил никого. Так, во время матча прокатываться-то там не рекомендуется. Но вот сумасшедших ударов в центре площадки не было. Чтобы быть, как, допустим, Дарюс Каспарайтис, нужна специальная подготовка.

— Не существует такого хоккеиста, который бы ни разу не подрался. Понятно, что вы не тафгай, но в стычках все равно приходилось участвовать.
— Приходилось. Самая запоминающаяся драка — против "Нью-Джерси" в плей-офф. Я еще удивился, ведь в плей-офф подобное редкость. Но вот вышли на лед и по парочкам разбились. Правда, по-настоящему бились только тафгаи. Мы же так… Пообнимались только. Даже не помню, кто мне тогда достался.

— Получается, вас не били?
— Мы играли с "Филадельфией" дома. Матч спокойный, счет 1:1, в одном из эпизодов шайба идет в угол, я бегу за ней и врезаюсь в Челля Самуэльссона, здорового шведа. Даже не знаю, было нарушение или нет. Пограничный случай, я бил в плечо, но, может быть, попал в спину. Он падает на борт.

— Он в том году 76 минут штрафа набрал. Прилично.
— Вот-вот, он поднимается и идет на меня.

— Бились?
— Откуда ни возьмись между мной и Кейлом возник Джон Кошур. Повезло. Было еще с "Монреалем", когда бились два на два, и я был в числе участников потасовки.

— Победили?
— Победить или проиграть могли только тафгаи, а не такие, как я. Повозились немного, поехали отдыхать на пять минут. А вот когда на лед выходил Тай Доми, вот там можно победить или проиграть.

— У него были зрелищные драки?
— Это было нечто. Однажды он схлестнулся с Бобом Пробертом. Вся скамейка смотрела на этот бой как завороженная. Они били друг друга, попадали, но стояли на ногах. Потом устали и по-джентльменски разъехались. Вот это драка так драка.

— Доми же при вас начинал свою карьеру.
— Очень веселый и добродушный парень в жизни. Весельчак, дружелюбный. Ко мне сразу подошел, помню, начал по плечу хлопать: "Серж, Серж…" Перебросились парой слов. Я никогда не видел людей с такой крепкой кожей. Вот он постоянно дрался, а на лице ни шрама, ни рассечения. Правда, после каких-то боев он шлем не мог на голову надеть. Помню, однажды Тай на тренинг-кемпе, когда мы играли двусторонку, набросился на Славу Уваева. После этого драки на тренинг-кемпе запретили.

— Уваев оказал сопротивление?
— У него не было шансов.

— А кто для вас сильнейший тафгай?
— Думаю, что все-таки Джо Кошур. Он из той старой гвардии "полицейских", которые и в хоккей играли прилично. Но если надо, они были готовы порвать соперника. Я очень любил играть с ним в одном звене.

— Чувствовали себя в безопасности?
— И это тоже. Да и вообще вокруг тебя было больше пространства. Но у Джо были очень умные руки. Он мог отдать передачу, забить. Игру читал прилично. Мы с ним, кстати, подружились, в гостях друг у друга бывали.

— Но на льду он преображался.
— И не зря. Помню, мы как-то играли с "Лос-Анджелесом", причем после серии неудачных матчей. Все какие-то сонные, без эмоций. И тут нас начали бить. В Мессье врезались, Лича ударили. Майк Кинэн, наш главный тренер, смотрел на это, смотрел, а потом обратился к Адаму Грейвсу: "Греви, это что такое происходит-то? Почему наших колотят?" Адам выходит на следующую смену, берет первого попавшегося игрока и сразу после вбрасывания буквально уничтожает его. Идет на скамейку, но на льду появляется Джо Кошур. Он убирает второго. И вот все завелись как-то: мы, зал. Болельщики стали кричать, у нас откуда-то взялись силы. И мы победили. Этот настрой принесли нам Кошур и Адамс. Так очень часто происходило, особенно при Кинэне.

Серьезные люди для Кубка Стэнли

— Адамс, Кошур. Это все железные люди. Вы же еще играли с Крейгом Мактавишем, который остался последним, игравшим без шлема.
— Знаете, это же были просто великие люди. Они все делали для команды. Вот сейчас Адамс жалуется на проблемы со спиной. Почему?

— И почему?
— Да он всегда на "пятачке" стоял, а его там нещадно били. Но он терпел ради команды. Мактавиш был одним из железных людей. Но как бы вам это объяснить… Вы представляете, как достается человеку, который выходит на вбрасывание без шлема?

— Примерно.
— Даже не представляете. Мактавиш всегда шел на вбрасывание. И получал по голове клюшкой, шлемом, чем угодно. Он был в самом пекле, всегда. В тот год, когда мы выиграли Кубок Стэнли, в команду вообще приходило очень много людей — настоящих командных бойцов. Кинэн много говорил в том году, что нам нужны люди с опытом побед. Мы, дескать, готовы бороться за Кубок Стэнли, но нужны поигравшие ребята. Сезоном ранее в клуб переехал Эса Тикканен. Он, кстати, у нас любопытно появился.

— Как?
— Мы играли с "Эдмонтоном". И вот пришли на арену, Дуг Уэйт из нашей команды пошел в раздевалку "Ойлерз", Эса — к нам. На лед они уже вышли в новых командах.

— Усиливались перед рывком?
— Мактавиш и другие принесли уверенность. Между прочим, Крейг очень много помогал мне на площадке. Объяснял, подсказывал, как занимать ту или иную позицию. У него был огромный опыт выступлений. И еще он принес в "Рейнджерс" дух победителей. И не он один. Например, Глен Адерссон. У них была аура победителей. Они появились в раздевалке, и стало понятно — сейчас все будет хорошо.

— Раз вы победили — все и правда хорошо.
— А какие же были трудные серии. "Нью-Джерси" мы уступали 3:2 и шестую игру проводили в гостях. Если бы не эти ребята, то все могло иначе случиться и в финальной серии, когда мы встречались с "Ванкувером".

— А там что было?
— Мы побеждали в серии 3–1. И надо признаться — успокоились. Проявлялось это во всем. Уезжаем со стадиона, и наш менеджер по экипировке говорит своему коллеге: "Пока. Увидимся в следующем сезоне". Перед пятым матчем на своей площадке ребята уже готовились к празднику. Один из наших, не буду говорить кто, взял с собой камеру. Приезжаем на стадион, а девушка из офиса рассказывает: "После сирены идете в ту комнату, жены будут вас ждать в другом помещении, потом шампанское — и идете сюда". Все были уверены, что серия сегодня и закончится.

— Но был седьмой матч.
— Нам уже было трудно собраться после победы, "клинки" победили нас на своем льду. Перед седьмой игрой русских игроков приглашает в свою комнату Майк Кинэн. Заходим. А окна в кабинете выходят на залив. Я еще отметил про себя, что там потрясающий вид, на воде нет ряби, полный штиль. И тут шторм начался в кабинете.

— Кинэн накричал?
— "Я знаю, что вам, русским, Кубок Стэнли по барабану,— говорит. — Вы все на чемпионате мира или Олимпийских играх привыкли выигрывать". Это все не так было, но мы поняли, что Майк нас просто хотел разозлить, привести в чувство. И ему это удалось.

— Помните, где вы были, когда прозвучала сирена об окончании матча?
— Побежал к вратарю Майку Рихтеру. Там куча-мала была.

— Кубок поцеловали?
— Конечно. Вот что я еще вспомнил. Знаете, что Майк нам показывал перед матчем на экране?

— Сильные стороны соперника?
— Нет. Парад 40-го года в Нью-Йорке, посвященный победе "Рейнджерс" в Кубке Стэнли. Команда не выигрывала с 1940 года. Я помню, болельщики "Айлендерс" на матче между командами постоянно напоминали об этом. У них-то все в порядке с трофеями было.

— Хороший прием.
— И еще. Мы тогда только перед седьмым матчем на тренировке стали отрабатывать "пять на четыре".

— А раньше что?
— Да как-то не требовалось. Команда была в полном порядке, мастера такие, что большинство получалось, словно мы всегда в нем играли. А что делали Брайан Лич и Сергей Зубов на синей линии! Они разрывали соперников своими передачами. Все восхищались.

— Игру-то помните или все как в тумане?
— Помню, что мы постоянно играли в четыре звена и лишь на короткое время перешли на три звена. И еще помню, как перед началом весь стадион кричал: "Вперед, ‘‘Рейнджерс’’!" Это было нечто.

В костюме ковбоя

— Давайте о жизни все-таки. Помните, когда дали первый автограф?
— Да это сразу началось, еще в августе 1991 года. Запомнилось другое. Как-то игрокам "Рейнджерс" сказали ехать на автограф-сессию. Я и еще три человека отправились на меро­приятие. И вот мы два часа добирались до какого-то городка, я даже название вспомнить не могу. Нас привезли в магазин, а там огромная очередь. Мне казалось, что весь город собрался. И мы добросовестно расписывались полтора часа.

— Вы же английского не знали.
— А подсмотрел, что пишут остальные. Мы полтора часа расписываемся, а очередь не становится меньше. Организаторы говорят: давайте уж без пожеланий, просто автографы оставляйте, а то тут задержитесь надолго. Там еще правило — надо расписываться на одной вещи. Но когда тебе ребенок дает три-четыре карточки, как ты ему откажешь? Вот это была нагрузка!

— Никогда не понимал этих американских шуток в раздевалке, когда пену для бритья наливают в обувь или режут галстук.
— Это да, было. Что поделать, такие традиции. Помню, и мне как-то на полотенце крем для бритья налили. Пришлось снова идти умываться. В самолетах часто галстук завязывали, но это уже не мне. Там своя клиентура была среди шутников и их жертв.

— На Хэллоуин наряжались?
— Постоянно. Это тоже традиция: на клубный ужин надо было прийти в костюме. Я уж и не помню, в чем был. Кажется, костюм ковбоя однажды надел. Но ведь в Америке есть специальные магазины, где берешь вещи напрокат, а потом возвращаешь.

— Русские люди не очень охотно соблюдают законы, особенно ПДД. Вас ловили?
— Пару раз за превышение скорости останавливали, но не штрафовали. Нам, кстати, сразу раздали визитки, куда обращаться в сложных случаях. За командой было закреплено специальное полицейское подразделение, но обращаться не приходилось. Как-то сам договаривался. А штрафы я платил только за неправильную парковку.

— На дорогие машины подсели за океаном?
— Нет, но у нас в клубе были любители скоростных автомобилей. Тот же Саша Могильный. Я же не особый любитель скорости, хотя хорошие машины люблю. В Америке есть специальные трассы, где можно погонять. Однажды брал у своего одноклубника "Порше". Да уж, впечатления самые положительные.

— А вы на чем ездили?
— Мне сначала "Бьюик" выделили. Потом я брал в аренду "Форд" — у клуба был договор с этим производителем. Сейчас в Москве на "Мерседесе" передвигаюсь.

— В Белом доме побывали?
— Да! Сразу после того, как "Рейнджерс" выиграли Кубок Стэнли. Сфотографировались с Биллом Клинтоном. Были на приеме и у мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани.

— Вы Нью-Йорк полюбили?
— Это действительно столица мира.

— Артем Анисимов, приехав на Манхэттен, довольно быстро убежал. Шумно, говорит.
— У меня знакомый живет на 42-м этаже, и у него окна выходят на Манхэттен. Люблю там стоять и смотреть на этот район. Представляете себе вид?

— Откуда?!
— С 42-го этажа улица напоминает муравейник: люди снуют туда-сюда по ровной поверхности. Когда наблюдаю за уличной жизнью Манхэттена, всегда Москву вспоминаю.

Немчинов был среди тех, кто разрушил миф о неспособности россиян побеждать в Кубке Стэнли. Весной 1994 года главный клубный трофей мирового хоккея в составе "Нью-Йорк Рейнджерс" завоевали сразу четыре наших соотечественника: Сергей Немчинов, Алексей Ковалев, Сергей Зубов и Александр Карповцев.

Хотя задолго до них чемпионский перстень получил другой выходец из СССР. Сергей Пряхин, тезка и напарник Немчинова по великолепной тройке "Крыльев Советов" и сборной СССР, стал первым советским хоккеистом, официально отправившимся за океан. Он был выбран "Калгари", как и Немчинов, в 12-м раунде (только чуть позже, под общим 252-м номером) и в том же году переехал в Америку, за два матча до окончания регулярного чемпионата влившись в состав "Флеймз". Пряхин провел обе эти игры, но вот его участие в плей-офф ограничилось лишь единственным попаданием в заявку. Так что имени "легального" советского первопроходца на Кубке Стэнли нет. Тем не менее, руководство "Калгари" включило Сергея в итоговую командную фотографию и вручило ему чемпионский перстень.

После Пряхина похожими "недочемпионами" стали Анатолий Семенов ("Эдмонтон"-1990, 2 игры в плей-офф) и Олег Петров ("Монреаль"-1993, 1 игра в плей-офф), входившие в состав команд-победительниц, но не попавшие на таблички в основании Кубка Стэнли. Так что Немчинов вместе с тремя соотечественниками были первыми российскими обладателями заветной чаши.

Сергей Немчинов всегда умел оказаться в нужное время в нужном месте. С ним "Крылья Советов" добивались своего лучшего за десять лет результата (бронза чемпионата СССР в 1989 году), а через два года улучшили его (к еще одному комплекту бронзовых медалей сетуньцы добавили Кубок страны). Армейская служба Немчинова совпала с годами полнейшей гегемонии ЦСКА, не отдававших никому первой строчки в первенстве СССР на протяжении 13 лет, и принесла ему три чемпионских титула. Советские сборные — что первая, что молодежная — в годы выступления в них Сергея также не знали себе равных в мире.

Продолжилась эта тенденция и за океаном. "Рейнджерс" в те годы представляли из себя реальную силу. В первый же сезон с Немчиновым в составе "Парни с Бродвея" выиграли Президентский кубок, став лучшей командой регулярного чемпионата, а еще через два года изведали шампанского и из более весомого трофея — Кубка Стэнли. Тот успех 1994 года до сих пор остается последним в истории "Рейнджерс". Транзитом через "Ванкувер" и "Айлендерс" весной 1999 года Немчинов попал в "Нью-Джерси". И вновь как нельзя кстати — уже в следующем сезоне "Девилз" праздновали победу в плей-офф, а Немчинов примерял второй чемпионский перстень.

Летом 2002 года Сергей не получил нового предложения в НХЛ и отправился на родину. Перебрался в "Локомотив" 38-летний ветеран очень вовремя — в сезоне-2002/03 ярославцы стали чемпионами России, а Немчинов успел завоевать еще один титул за год до завершения карьеры.

"Спорт день за днем"