И года не прошло, как был я в гостях у Евгения
Паладьева, в Останкино. Рассказал мне как-то знаменитый защитник,
что был в свое время близок с великим Иваном Трегубовым.
И на поминках
последнего его супруга передала Паладьеву чемоданчик, с которым "Иван
Грозный", как прозвали Трегубова на Западе за его весьма жесткую манеру
игры, приехал из Хабаровска в Москву, в команду ЦДКА.
И я поехал со своим товарищем Григорием Юсуповым к
Евгению. Часа два проговорили по душам. Разоткровенничался Паладьев, о
много рассказал. И рассказ его в письменном изложении получился объемным.
Вот он, тот материал, который в кратком изложении был опубликован в газете
"Химкинские новости". Почему в этой газете? Это понятно из текста…
Всегда при встречах с Паладьевым ловил я себя на мысли,
что наделен этот немолодой уже (но и совсем еще не старый) человек
обостренным чувством справедливости, не выносит лицемерия и двуличия. А
еще запомнилось, с какой радостью, просветленно, с широкой улыбкой говорил
Женя о внучке. С такой любовью, скуповато, но очень прочувственно, говорят
только сильные мужчины, которым вроде бы не к лицу внешние сантименты. Но
у которых душа – настоящий кладезь порядочности, расположенности к
ближнему, верности мужской дружбе, любви к Родине. Не хватает, ох, как не
хватает сейчас этих качеств нам, в России. Как не будет хватать всем нам
Евгения Паладьева, Человека и Игрока, прославлявшего со своими товарищами
Отечество на ледовых площадках мира.
Евгений Паладьев – из числа хоккеистов, для тренеров
неудобных. Негибкий. Со своей точкой зрения на все вокруг. Кривить душой
не приучен, в рот другому, пусть даже и великому авторитету, распахнув
свой собственный, молча глядеть не любит. В лучшем случае смолчит, в
худшем – в глаза все что думает, то и скажет.
Может поэтому и путь у него в большом хоккее получился
тернистый и, в общем-то, недолгий. Из Усть-Каменогорска попал в знаменитый
московский "Спартак" и почти разу в сборную СССР. За четыре года.
Стремительный взлёт. Чемпионом мира два раза стал, а потом - повестка из
военкомата. И за пять дней до 27-летия (а эта была предельная возрастная
граница призыва на срочную службу), его, к тому моменту – заслуженного
мастера спорта, чуть ли не под автоматными дулами "забрили"-таки. И никто
не помог "отмазать". Попал в команду СК МВО (Липецк). Год отыграл там.
Вернулся в родной "Спартак", ставший в сезоне 1975-1976 годов чемпионом
СССР. А ему – от ворот поворот. Процесс омоложения состава. И никому
вроде бы и не нужен недавний кумир спартаковских болельщиков. А лет-то
всего 28, вся жизнь впереди и надо ее, жизнь эту продолжать, семья
появилась. И что делать?
Хорошо, помогли старые знакомые. На спортбазе
"Маяк"
московского областного спорткомитета (база та на берегу канал
Москва-Волга и по сей день стоит, в территориальных пределах городского
округа Химки) нашлось место инструктора. Поработал пару месяцев в этом
качестве, а потом открылась вакансия заместителя директора базы по спорту.
Полгода испытательный срок, а затем уж и приказ на должность. "Тогда Юрка
Гришин перешел на должность комсорга сборных команд СССР и переехал в Новогорск, а для меня открылась вакансия. И четыре года отработал в этой
должности. Но вот незадача, я членом партии-то не был и меня все время
теребили: почему заявление на вступление в члены КПСС не пишешь? Тогда
ведь так не было принято, чтобы на мало-мальски высокой должности – и
вдруг не член партии! Но это так, к слову. Но той должности будучи, я с
Иваном Сергеевичем Трегубовым ближе и познакомился".
Паладьев вспоминает о былом с юморком, с улыбкой, хотя
было-то былое не простое, и быльем оно, если внимательно присмотреться к
собеседнику, не поросло. Договорились мы о встрече на турнире на призы
Администрации Химок, который прошёл в январе в УТЦ сборных команд России в
том же Новогорске. Заинтриговал меня тогда Паладьев: "У меня дома, -
рассказал, - чемоданчик фибровый хранится, с которым Иван Трегубов в
начале 1950-х в Москву, в ЦДКА приехал играть".
- Как так, откуда, почему вдруг у тебя он дома?
"Так
вот вышло. Приглянулся я чем-то Ивану. А еще дело в том, что по субботам
на базу "Маяк" приезжали бывший армейские хоккеисты – Юрий Пантюхов,
Эдуард Иванов, Валентин Сенюшкин и Трегубов. Играли в теннис, а потом
парились в бане финской. И вот что примечательно, ни грамма спиртного,
даже пива не употребляли. Сплошной день здоровья. С 8 до 10 утра – теннис,
с 10- до 12 – баня. Чай. И так три года подряд. Запомнилось, как Трегубов
терпеть не мог проигрывать, наотрез. Такой бы у него бойцовский характер,
только желваки на скулах ходят, глаза злые, сам – как туча. И раз-другой
он в сердцах так ракеткой в окно пульнул. Хорошо, что плашмя попал, а то
бы не расплатиться. Я тогда еще подумал, не зря его Иваном Грозным, когда
он в полной силе был, за границей прозвали".
Чемоданчик так и хранится в холостяцкой квартире
Паладьева, на улице академика Комарова, что в Останкино. Были еще и
спортивные тапочки, но их Паладьев сносил, да и правильно сделал. Что
толку было их в чемоданчике этом содержать? "Когда поминки были,
сороковины, по Ивану Сергеичу, помню в гостинице "Спутник", мне его жена
Ольга и говорит: "Возьми, Женя, себе, хоть память останется". Я и взял, а
через полгода и Оля умерла".
Ну, а жизнь-то продолжалась. Назначили на базу
"Маяк"
нового директора. И не сошлись характерами директор и его заместитель по
спорту. Такое случается. А надо сказать, что тренером хоккейной команды
"Родина" на химкинском "Энергомаше" работал Ю.Пантюхов. И там поигрывали
ветераны, чемпионы мира, Олимпиады 1956 года, и ездили они время от
времени на, как теперь принято говорить, выставочные матчи по стране, в
том числе, и на Дальний Восток, по Сибири. В тех поездках участвовал и
Паладьев. "В Ангарске, помнится, повстречал Иван Сергеич своего дружка по
Комсомольску-на-Амуре, с которым не виделись они четверть века, а в юности
работали вместе на железной дороге, костыли вбивали. И вот в гостинице
ангарской на обеде подходит к нм какой-то мужик: "Иван, верить ли глазам,
ты что ли?!". Оказалось, что дружок юности, директором ресторана работает.
Вот тут Трегубов – а он тогда "в завязке" был – развязал на какое-то
время. Ну, тут понятно…Хотя до этой встречи Иван Сергеевич лет десять в
рот ни капли не брал. А в Москву прилетели, в бар зашли в Домодедово, но Трегубов отрезал категорически – всё, не буду".
Опять старые связи помогли Паладьеву, которого всё
продолжали упрекать в беспартийности. Вроде бы не назойливо, не настойчиво
так, но упоминали об этом самом "изъяне". Ко всему прочему и председатель
областного спорткомитета сменился. Пантюхову предложили перейти в
центральный совет общества "Зенит" отвечать за подготовку теннисистов. А Паладьева
в 1981 году пригласил Николай Логинов (он в профкоме "Энергомаша"
за спорт отвечал), хоккейным тренером, причем, тренировать сразу три
команды – мужскую, юношескую и мальчиков. "Все три команды играли на
первенство Московской области. Никаких освобожденных игроков не было.
Работали полный день в цеху, а вечером тренировались. Три раз в неделю –
тренировки часа по полтора, в субботу - игры. До сих пор помню почти всех
хоккеистов поименно, - загибает пальцы Паладьев. – Вратари Черемесин, Паша
Виноходов, защитники Миша Киселев, токарем работал ( я его потом как-то на
первомайской демонстрации встретил, вся грудь в орденах-медалях), Андрей
Аксенов, Шабашов, Русаков, Андрей Перевалов. Нападающие, первое звено:
Усанов-Марков-Трусилкин, второе – Виктор Родин-Виктор Чекин-Завьялов. А
Чекин – это сын знаменитого химкинского хоккеиста и судьи Евгения
Ивановича Чекина, он Фонд ветеранов хоккея организовал, этот Фонд и
проводит теперь регулярно мальчишеские турниры в Новогорске. Виктор-то к
нам в команду пришёл с "Новатора", с завода имени Лавочкина. Там команда
была посильнее нашей. А Усанов, хороший был парень, я у него не свадьбе
гулял, погиб в автомобильной катастрофе".
В одной из химкинских школ учились братья Грачевы, они
занимались в хоккейной школе московского "Динамо". Один из братьев -
Владимир выступал в юношеской команде московского "Динамо" вместе с
Ковалевым и Николишиным. "И все трое, а было им лет по пятнадцать,
поигрывали, когда у них было время, за мужскую команду "Родина". Такое
допускалось, все же мальчишки играли против взрослых мужиков. Помнится,
играли мы на первенство области с командой совхоза-миллионера "Московский", что недалеко от Внуково. Финал. И все трое за нас выступали.
Правда, совхозная команда нас обыграла, но ведь они целый месяц
тренировались чуть ли не каждый день на малой спортивной арене в Лужниках,
совхоз богатый был, мог себе позволить такую роскошь, арендовать
искусственный лёд, форма у них всех была – на загляденье. У нашей команды
таких возможностей не было, но, тем не менее, хоть мы и уступили в финале,
но в грязь лицом не ударили!". Однажды юношеская команда "Родина" выиграла
и первенство области. Да и вообще все команды в призерах все ходили
постоянно.
Кроме матчей на первенство области (участвовали
заводские команды Серпухова, Ступино, Дубны, Лыткарино, Электростали,
Балашихи, Сергиева Посада), разыгрывалось еще и первенство общества
"Зенит", и первенство завода. "Правда, на первенство завода по цехам
играли без силовых приемов. Все же работягам надо было на производстве
вкалывать, двигатели для ракетной техники производить, а не с переломами
рук да ключиц дома на бюллетене сидеть". "Энергомаш" обеспечивал
транспортом, выделял деньги на экипировку. Зарплата у Паладьева была –
180 рублей и двадцать рублей – за звание заслуженного мастера спорта СССР.
"Итого – двести целковых в месяц на все про всё. После многих лет в одной
из сильнейших команд Союза, да еще игр в сборной страны (а там за две
зарубежные поездки фактически можно было обеспечить себя и семью на год)
- это было не ахти что, но жить было можно, да и кочевряжиться не
приходилось...".
Противостояние между командами
"Родина" и "Новатор"
было серьезное. Настоящее химкинское "дерби". "Ну, прямо, как на матчах
СССР-Чехословакия", - смеется Паладьев. Играли по очереди на своих
"коробках". У "Родины" своя "поляна" на улице Чкалова, у "Новатора" - на
Калинина. Не скажу даже сейчас, какая команда чаще выигрывала. Может, до
меня у "Новатора" команда была и покруче. А когда я пришёл на "Энергомаш",
мы хоккей прилично подтянули. Вот я сейчас с председателем профкома завода
Лавочкина Виктором Ломовицким встретился, он там команду "Новатор" стал
поддерживать, хоккею много внимания уделял. Лёд они у себя, на "Новаторе"
готовили здорово, умели. Помню, Рудольф Леонов, знаменитый игрок
динамовский, одно время их команду тренировал. А В.Ломовицкий команду
курировал. А я в то время и не ведал, что сам председатель профкома мне
противостоит. Да и встретились мы воочию только сейчас, четверть века
спустя. Конечно, ни о какой вражде тогда и речи быть не могло, но азарт
соперничества был на самом высоком уровне. А как без этого, спорт же…
Когда я с "Родиной" стал работать, то ребятня в команду потянулась,
как-никак, а все же имя. И команды на "Энергомаше" стала посильнее".
Одиннадцать лет проработал в Химках Паладьев. Это ж
срок немалый! Ушел из команды в 1991 году, когда всё в стране стало
разваливаться, и уж до хоккея никому дела не стыло. Да и пенсию стал
оформлять ветеран. "Мне как раз пенсия подходила, я уже двадцать пять лет
рабочего стажа имел, заслуженный мастер спорта. Тогда новое постановление
вышло Спорткомитета СССР: или шесть лет в сборной, или десять лет участия
в первенстве Союза в команде мастеров. И нас, спортсменов, приравняли к
балетным танцорам, которые на пенсию рано в общем-то уходили. И нас к ним
подравняли. Я оформил пенсию, положили мне 110 рублей. Плюс к этому я мог
и работать и получать зарплату"…
А откуда такая фамилия – Паладьев?
"Это вообще – целая
история, - покачивает крупной головой, иронично улыбаясь, бывший
спартаковский защитник. - Мой дед по отцовской линии родом из Симбирска.
Фамилия у деда была Алафьев. Работал паровозным машинистом, в то время –
престижная, уважаемая профессия, хорошо оплачивавшаяся. Но нет, потянуло
деда к социал-демократам. Неспроста, все-таки Симбирск-то – родина Ленина.
Дед водил поезда по России-матушке и развозил большевистские прокламации.
Его на этом деле охранка царская накрыла, сослали деда в Сибирь, на
Ленские рудники. И тут на счастье деда началась Столыпинская реформа. Дед
тогда жил в деревне Черепаново, под Новосибирском. Получил земельный
надел, обзавелся хозяйством: куры, индюшки. свиньи. Всё путём. А когда
первая мировая война грянула в 1914 году, оказался дед на фронте, где и
погиб. Остались в Сибири два сына: отец мой 1900 года рождении, его брат
дядя Петя – 1905 года, три сестры 1907, 1909 и 1912 годов. А отец в 1917
году на ярмарке повстречал мать мою, она ему понравилась, послали, как
тогда и водилось, сватов. Мать сама родом из-под Курска была, ее родители
тоже по столыпинскому "призыву" в Сибирь отправились…".
- А фамилия-то, фамилия почему другая?
"Да ведь дед
понимал, что он к большевикам причастен, он там, в Сибири, фамилию
поменял, чтобы на родственниках это обстоятельство не отражалось. Был Алафьев, а стал Паладьев. А в Усть-Каменогорске родители оказались таким
образом. Когда по Сибири шел Колчак, то отец примкнул к красноармейцам.
Никто в то время в Сибири про колхозы и слыхом не слыхивал. У отца было
образование – четыре класса церковно-приходской школы. И его назначили
председателем какого-то там сельского совета, что ли… Жили они там, в
Черепаново, поживали, добро наживали, хозяйство было крепкое. А в 1937
году докатилась и до сибирских медвежьих углов волна коллективизации и
раскулачивания. И понял мой родитель, что надо сниматься, уезжать, иначе
– кранты. Дом у него был под железной крышей, ну, точно, кулак. И хоть и
говорят, что дальше Сибири не сошлют, а есть еще и Камчатка… Поехал отец
присматривать места. Проехал через Фрунзе, мимо станции Защита. И вот в
1939 году вся семья огромная, я-то у матери был одиннадцатым, снялась,
хозяйство бросила и на эту станцию переехала. А в Усть-Каменогорске как
раз началось строительство свинцово-цинкового завода, семья туда
перебралась. В войну один из моих братьев громил японскую Квантунскую
армию, другой под Берлином ее заканчивал, а отец броню имел и всю войну на
заводе прорабом проработал…
А жили мы Усть-Каменогорске в бараке, и буквально
через дорогу располагался стадион "Металлург". Вот я и пропадал все время
там, на стадионе. Футбол, хоккей с мячом, потом и шайба к нам добралась.
Где-то в начале 1960-х… Попал я со временем в заводскую команду "Металлург" свинцово-цинкового комбината".
Слушая Паладьева, я невольно ловил себя на мысли, как
все странно и непредсказуемо переплетено в этой жизни, как события в
масштабе всей огромной страны могут отразиться на судьбе одной семьи,
одного конкретного человека, предопределить его судьбу: Симбирск,
зарождение в России революционного движения, сибирская ссылка, реформа
Столыпина, ныне столь восхваляемого в России, годы Великого перелома,
индустриализация, Великая Отечественная, послевоенное возрождение,
заводской спорт и… звание чемпиона мира по хоккею. Правда, до этих высот
пришлось Паладьеву еще покарабкаться вверх по крутому склону славы и
признания.
"К нам на завод приехали работать молодые ребята из
Электростали по линии Минсредмаша. Оборонка везде ведь свои заводы
разбросала. Они и показали нам, как надо в хоккей играть, "коробку"
построили. Я играл в "Металлурге", а была еще команда "Торпедо" усть-каменогорское, которая играла в класса
"Б" и со временем в класс "А"
попала даже. А потом где-то в 1962 году расформировали очень приличную
команду "Энергию" в Новосибирске, половина ее игроков приехала в "Торпедо", там даже играл Никифоров одно время, чемпион Олимпиады 1956
года. А половина стала играть в нашем "Металлурге". А в 1965 году - я уж
к тому времени год отыграл в футбол за сборную Казахстана – поехал на
футбольный турнир в Алма-Ату. Но что-то там вяло турнир проходил, без
тренировок. И случайно в центре города встретил я Юрия Николаевича
Баулина вместе с начальником команды Арсеньевым Валерием Евгеньевичем. Он
видел однажды зимой, как мы в хоккей играли. "Поехали, - говорит мне
Баулин, - играть в хоккей в Новосибирск". Там как раз был финальный турнир
"Золотой шайбы". Я туда поехал, сидел главным образом в запасе. Одну игру
сыграл, но попал после этого в основной состав "Торпедо". А в 1967 году
приехали играть с "Сибирью" новосибирской московские армейцы, которых
тренировал Б.П.Кулагин и Локтев. Им Баулин предложил мою кандидатуру, но
они отказались: "У нас свои есть, Лутченко, Гусев…". И предложил меня
тогда Баулин спартаковскому тогдашнему тренерскому "триумвирату" - Евгению
и Борису Майорову, и Старшинову. Те меня посмотрели в нескольких играх, в
том числе, в Электростали, и пригласил меня Евгений Александрович – он в
тот момент был старшим тренером "Спартака", в команду".
Так и продолжилась паладьевская карьера, но уже по
звездной хоккейной орбите. Заиграл в основе московского "Спартака", в
сборную СССР попал, чемпионом мира и Европы становился. А вот на Олимпиаду
в японский город Саппоро в 1972 году не попал. "Дело было так. После
первенства мира 1970 года – оно в Стокгольме проходило – Тарасов Анатолий
Владимирович меня в номер к себе пригласил. Захожу. Тарасов наливает
стакан водки: "Давай, прими Евгений, за победу". "Да я не пью, Анатолий
Владимирович". "Да, л-а-а-а-дно, знаю я вас, все вы не пьете. Давай,
давай". "Тогда уж вместе давайте, Анатолий Владимирович, что ж я один-то
буду". Ну, приняли, Тарасов мне и говорит: "Давай, Женя, переходи к нам, в
ЦСКА". "Да как же так, Анатолий Владимирович, я в команде основного
состава игрок, два раза чемпионом мира стал, квартиру мне "Спартак" дал,
институт вот заканчиваю. Непорядочно как-то команду подводить…", "Я тебе
сказал, а уж ты думай, думай", - отвечает Тарасов.
Я потом кое-кому из партнеров по сборной, армейских
игроков, рассказал об этом разговоре. Мне в ответ: "Ох, Женька, хреново
дело, Тарас таких вещей не прощает…". И точно, в состав сборной на мировой
чемпионат 1971 года я включен не был, и на Олимпиаду в Саппоро не поехал.
И вот ведь тарасовское лицемерие: "Женя, ты был у меня первым номером в
сборную, - говорит мне после заседания Тренерского совета. – Но твой же
тренер Баулин тебя и не рекомендовал…". Опешил я и не поверил: чтобы Юрий
Николаевич, тогда "Спартак" тренировавший, меня в Москву вытащивший, меня
же в сборную-то мог не рекомендовать, а ?! – с усмешкой, помноженной на
давнюю досаду и недоумение перед таким тарасовским двуличием восклицает Паладьев. - А снова в сборную меня пригласил уже Всеволод Михайлович
Бобров, когда команда поехала на знаменитую первую суперсерию СССР-Канада
в 1972 году". Играл тогда Паладьев в защите вместе с Юрием Ляпкиным, а
впереди действовало звено Евгений Зимин-Владимир Шадрин-Александр Якушев.
Именно усилиями этой "пятерки" при счете 0:2 в первом матче суперсерии 2
сентября 1972 года и был забит первый ответный гол в ворота заокеанских
"профи", вдохнувший уверенность в действия советских хоккеистов, который в
итоге "порвали" профессионалов со счетом 7:3 в их собственных стенах, да
еще на льду монреальского "Форума" - этой Мекки профессионального хоккея.
"Тогда шайба в зоне канадцев была, полукруг какой-то описала витиеватый и
ко мне отскочила, я ее Сашке Якушеву – он в правом углу был, тут же
отдал, а он сразу ее вдоль ворот набегавшему слева Зимину переправил. Ну,
а Женька и огорчил Кена Драйдена, мастерский гол забил, исторический"…
Много потом всего-разного было в жизни Евгения
Паладьева. И тяжкие периоды были, и радости, и огорчения. Вот вспоминает,
как Александр Альметов позвонил ему, попросился на работу. "Я директору
базы докладываю: "Так, мол, и так, сам Альметов Александр Давлетович
звонит, давайте его на должность инструктора пристроим? "Я не могу сам
такое решение принять, - отвечает. – Надо с партийными инстанциями в
окружном спорткомитете посоветоваться…". А там ответ выдали: "Не
рекомендуем принимать Альметова на работу…", И всё, и никаких объяснений,
никаких доводов. А высокомерно так, но в то же время, и не обрубая вроде
бы концы-то : "Не рекомендуем…". Стало мне тогда ну просто не по себе,
зло взяло, горечь в душе: "…не рекомендуем". А вот если бы
порекомендовали, так может, у Давлетовича-то судьба иначе бы сложилась, не
на кладбище бы могильщиком горе заливал…Великий был игрок, высшего
мирового класса, гордость спорта советского!".
В квартире Паладьева висят фотографии, призы кое-какие,
сохранившиеся медали книжных полках, медали. И вот такая грамота от
канадцев на русском языке по металлу писанная : "Уважаемый господин Паладьев! Двадцать пять лет тому назад жители Канады и всей ее огромной
территории стали свидетелями одного из самых значительных международных
спортивных событий. В школе, на работе, дома мы все болели перипетиями
этого состязания. В 1997 году Королевский канадский монетный двор с
гордостью отмечает 25-летие серии хоккейных матчей между командами Канады
и СССР 1972 года. От имени Королевского канадского монетного двора я рада
вручить Вам коллекционную серебряную монету в один доллар образца 1997
года, отчеканенную в честь этой исторической хоккейной встречи и в память
о дружной и самоотверженной игре, которую показали Вы и ваши товарищи по
команде. Еще раз благодарю Вас за подаренную нам возможность наблюдать
такое важное международное спортивное событие и надеюсь, что это
свидетельство нашей признательности вызовет у Вас самые приятные
воспоминания. Искренне Ваша Даниэль Уэзерап, президент".
Канадцы помнят великих и решительных, тех, кто восхищал
всю Канаду выдающейся игрой и заставил хоккейную страну признать: да, там,
за океаном, в далекой стране Советов в хоккей умеют играть не хуже, чем у
нас, в Канаде.
А помним ли мы, в России, своих героев, развенчавших
миф о непобедимости канадских профессионалов? Ведь это же была не просто
спортивная победа, это было и наглядное и убедительное свидетельство того,
что СССР – это не мрачная "империя зла", каковой окрестил страну
американский президент, где люди замкнуты и зажаты, хмуры и угрюмы (а
именно таковой представляли на Западе СССР его ненавистники), но
государство, где живут, растят детей, влюбляются, горюют об ушедших,
покоряют космос и строят жизнь такие же homo sapiens, но еще к тому же
умеющие вдохновлено и классно водить шайбу и отправлять ее в ворота
противника играючи, с улыбкой и дерзким, выводящим из равновесия, огоньком
в глазах…
Помнит о тех матчах и их участник Евгений Паладьев. Но
с не меньшей теплотой носит он в душе благодарность Химкам и тем, кто
протянул ему там руку поддержки, когда надлежало определиться с будущим в
жизни. Протягивает фотографию, сделанную во время коммунистического
субботника на базе "Маяк": веселые, улыбающиеся лица, хорошее настроение,
вера в лучшее будущее и великое чувство братства и человеческой
солидарности, доверия друг к другу. "Да настроение было отличное, -
согласно кивает Паладьев. - Это точно. И вся жизнь была впереди. Впрочем,
жизнь-то продолжается, надо жить, а не только сетовать на сложности
бытия". Что ж, действительно надо….
Николай Вуколов
ФХР
|