И года не прошло, как был я в гостях у Евгения Паладьева, в Останкино. Рассказал мне как-то знаменитый защитник, что был в свое время близок с великим Иваном Трегубовым.

И на поминках последнего его супруга передала Паладьеву чемоданчик, с которым "Иван Грозный", как прозвали Трегубова на Западе за его весьма жесткую манеру игры, приехал из Хабаровска в Москву, в команду ЦДКА. 
  

И я поехал со своим товарищем Григорием Юсуповым к Евгению. Часа два проговорили по душам. Разоткровенничался Паладьев, о много рассказал. И рассказ его в письменном изложении получился объемным. Вот он, тот материал, который в кратком изложении был опубликован в газете "Химкинские новости". Почему в этой газете? Это понятно из текста…
  

Всегда при встречах с Паладьевым ловил я себя на мысли, что наделен этот немолодой уже (но и совсем еще не старый) человек обостренным чувством справедливости, не выносит лицемерия и двуличия. А еще запомнилось, с какой радостью, просветленно, с широкой улыбкой говорил Женя о внучке. С такой любовью, скуповато, но очень прочувственно, говорят только сильные мужчины, которым вроде бы не к лицу внешние сантименты. Но у которых душа – настоящий кладезь порядочности, расположенности к ближнему, верности мужской дружбе, любви к Родине. Не хватает, ох, как не хватает сейчас этих качеств нам, в России. Как не будет хватать всем нам Евгения Паладьева, Человека и Игрока, прославлявшего со своими товарищами Отечество на ледовых площадках мира.

Евгений Паладьев – из числа хоккеистов, для тренеров неудобных. Негибкий.  Со своей точкой зрения на все вокруг. Кривить душой не приучен, в рот другому, пусть даже и великому авторитету, распахнув свой собственный,  молча глядеть не любит. В лучшем случае смолчит, в худшем – в глаза все что думает, то и скажет.
  

Может поэтому и путь у него в большом хоккее получился тернистый и, в общем-то, недолгий. Из Усть-Каменогорска попал в знаменитый московский "Спартак" и почти разу   в сборную СССР.  За четыре года. Стремительный взлёт.  Чемпионом мира два раза стал, а потом - повестка из военкомата. И за пять дней до 27-летия  (а эта была предельная возрастная граница призыва на срочную службу), его, к тому моменту – заслуженного мастера спорта, чуть ли не под автоматными дулами "забрили"-таки. И никто не помог "отмазать". Попал в команду СК МВО (Липецк). Год отыграл там. Вернулся в родной "Спартак", ставший в сезоне 1975-1976 годов чемпионом СССР.  А ему – от ворот поворот. Процесс омоложения состава. И никому вроде бы и не нужен недавний кумир спартаковских болельщиков. А лет-то всего 28, вся жизнь впереди и надо ее, жизнь эту продолжать, семья появилась. И что делать?
  

Хорошо, помогли старые знакомые. На спортбазе "Маяк" московского областного спорткомитета  (база та на берегу канал Москва-Волга и по сей день стоит, в территориальных пределах городского округа Химки) нашлось место инструктора. Поработал пару месяцев в этом качестве, а потом открылась вакансия заместителя директора базы по спорту. Полгода  испытательный срок, а затем уж и приказ на должность. "Тогда Юрка Гришин перешел на должность комсорга сборных команд СССР и переехал в Новогорск, а для меня открылась вакансия. И четыре года отработал в этой должности. Но вот незадача, я членом партии-то не был и меня все время теребили: почему заявление на вступление в члены КПСС не пишешь? Тогда ведь так не было принято, чтобы на мало-мальски высокой должности – и вдруг не член партии! Но это так, к слову. Но той должности будучи, я с Иваном Сергеевичем Трегубовым ближе и познакомился". 
  

Паладьев вспоминает о былом с юморком, с улыбкой, хотя было-то былое не простое, и быльем оно, если внимательно присмотреться к собеседнику, не поросло. Договорились мы о встрече на турнире на призы Администрации Химок, который прошёл в январе в УТЦ сборных команд России в том же Новогорске. Заинтриговал меня тогда Паладьев: "У меня дома, - рассказал, -  чемоданчик фибровый хранится, с которым Иван Трегубов в начале 1950-х в Москву, в ЦДКА приехал играть".
 

- Как так, откуда, почему вдруг у тебя он дома?  "Так вот вышло. Приглянулся я чем-то Ивану. А еще дело в том, что по субботам на базу "Маяк" приезжали бывший армейские хоккеисты – Юрий Пантюхов, Эдуард Иванов, Валентин Сенюшкин и Трегубов. Играли в теннис, а потом парились в бане финской. И вот что примечательно, ни грамма спиртного, даже пива не употребляли. Сплошной день здоровья. С 8 до 10 утра – теннис, с 10- до 12 – баня. Чай. И так три года подряд.  Запомнилось, как Трегубов терпеть не мог проигрывать, наотрез. Такой бы у него бойцовский характер, только желваки на скулах ходят, глаза злые, сам – как туча. И раз-другой он в сердцах так ракеткой в окно пульнул. Хорошо, что плашмя попал, а то бы не расплатиться. Я тогда еще подумал, не зря его Иваном Грозным, когда он в полной силе был, за границей прозвали".
  

Чемоданчик так и хранится в холостяцкой квартире Паладьева, на улице академика Комарова, что в Останкино. Были еще и спортивные тапочки, но их Паладьев сносил, да и правильно сделал. Что толку было их в чемоданчике этом содержать? "Когда поминки были, сороковины, по Ивану Сергеичу, помню в гостинице "Спутник", мне его жена Ольга и говорит: "Возьми, Женя, себе, хоть память останется". Я и взял, а через полгода и Оля умерла".
  

Ну, а жизнь-то продолжалась.  Назначили на базу "Маяк" нового директора. И не сошлись характерами директор и его заместитель по спорту. Такое случается.  А надо сказать, что тренером хоккейной команды "Родина" на химкинском "Энергомаше" работал Ю.Пантюхов. И там поигрывали ветераны, чемпионы мира, Олимпиады 1956 года, и ездили они время от времени на, как теперь принято говорить, выставочные матчи по стране, в том числе, и на Дальний Восток, по Сибири. В тех поездках участвовал и Паладьев. "В Ангарске, помнится, повстречал Иван Сергеич своего дружка по Комсомольску-на-Амуре, с которым не виделись они четверть века, а в юности работали вместе на железной дороге, костыли вбивали. И вот в гостинице ангарской на обеде подходит к нм какой-то мужик: "Иван, верить ли глазам, ты что ли?!". Оказалось, что дружок юности, директором ресторана работает. Вот тут Трегубов – а он тогда "в завязке" был – развязал на какое-то время. Ну, тут понятно…Хотя до этой встречи Иван Сергеевич лет десять в рот ни капли не брал. А в Москву прилетели, в бар зашли в Домодедово, но Трегубов отрезал категорически –  всё, не буду".
  

Опять старые связи помогли Паладьеву, которого всё продолжали упрекать в беспартийности. Вроде бы не назойливо, не настойчиво так, но упоминали об этом самом "изъяне". Ко всему прочему и председатель областного спорткомитета сменился. Пантюхову предложили перейти в центральный совет общества "Зенит" отвечать за подготовку теннисистов. А Паладьева в 1981 году пригласил Николай Логинов (он в профкоме "Энергомаша" за спорт отвечал), хоккейным тренером, причем, тренировать сразу три  команды – мужскую, юношескую и мальчиков. "Все три команды играли на первенство Московской области. Никаких освобожденных игроков не было. Работали полный день в цеху, а вечером тренировались. Три раз в неделю – тренировки часа по полтора, в субботу - игры. До сих пор помню почти всех хоккеистов поименно, - загибает пальцы Паладьев. – Вратари Черемесин, Паша Виноходов, защитники Миша Киселев, токарем работал ( я его потом как-то на первомайской демонстрации встретил, вся грудь в орденах-медалях), Андрей Аксенов, Шабашов, Русаков, Андрей Перевалов. Нападающие, первое звено: Усанов-Марков-Трусилкин, второе – Виктор Родин-Виктор Чекин-Завьялов. А Чекин – это сын знаменитого химкинского хоккеиста и судьи Евгения Ивановича Чекина, он Фонд ветеранов хоккея организовал, этот Фонд и проводит теперь регулярно мальчишеские турниры в Новогорске.  Виктор-то к нам в команду пришёл с "Новатора", с завода имени Лавочкина. Там команда была посильнее нашей. А Усанов, хороший был парень, я у него не свадьбе гулял, погиб в автомобильной катастрофе".
   

В одной из химкинских школ учились братья Грачевы, они занимались в хоккейной школе московского "Динамо".  Один из братьев - Владимир выступал в юношеской команде московского "Динамо" вместе с Ковалевым и Николишиным. "И все трое, а было им лет по пятнадцать, поигрывали, когда у них было время, за мужскую команду "Родина". Такое допускалось, все же мальчишки играли против взрослых мужиков. Помнится, играли мы на первенство области с командой совхоза-миллионера "Московский", что недалеко от Внуково. Финал. И все трое за нас выступали. Правда, совхозная команда нас обыграла, но ведь они целый месяц тренировались чуть ли не каждый день на малой спортивной арене в Лужниках, совхоз богатый был, мог себе позволить такую роскошь, арендовать искусственный лёд, форма у них всех была – на загляденье. У нашей команды таких возможностей не было, но, тем не менее, хоть мы и уступили в финале, но в грязь лицом не ударили!". Однажды юношеская команда "Родина" выиграла и первенство области. Да и вообще все команды в призерах все ходили постоянно.
 

Кроме матчей на первенство области  (участвовали заводские команды Серпухова, Ступино, Дубны, Лыткарино, Электростали, Балашихи, Сергиева Посада), разыгрывалось еще и первенство общества "Зенит", и первенство завода. "Правда, на первенство завода по цехам играли без силовых приемов. Все же работягам надо было на производстве вкалывать, двигатели для ракетной техники производить, а не с переломами рук да ключиц дома на бюллетене сидеть". "Энергомаш" обеспечивал транспортом,  выделял деньги на экипировку. Зарплата у Паладьева была – 180 рублей и двадцать рублей – за звание заслуженного мастера спорта СССР. "Итого – двести целковых в месяц на все про всё. После многих лет в одной из сильнейших команд Союза, да еще игр в сборной страны (а там за две зарубежные поездки фактически можно было обеспечить себя и семью на год)  - это было не ахти что, но жить было можно, да и кочевряжиться не приходилось...".
  

Противостояние между командами "Родина" и "Новатор" было серьезное. Настоящее химкинское "дерби". "Ну, прямо, как на матчах СССР-Чехословакия", - смеется Паладьев. Играли по очереди на своих "коробках". У "Родины" своя "поляна" на улице Чкалова, у "Новатора" - на Калинина.  Не скажу даже сейчас, какая команда чаще выигрывала. Может, до меня у "Новатора" команда была и покруче. А когда я пришёл на "Энергомаш", мы хоккей прилично подтянули. Вот я сейчас с председателем профкома завода Лавочкина Виктором Ломовицким встретился, он там команду "Новатор" стал поддерживать, хоккею много внимания уделял. Лёд они у себя, на "Новаторе" готовили здорово, умели. Помню, Рудольф Леонов, знаменитый игрок динамовский, одно время их команду тренировал. А В.Ломовицкий команду курировал. А я в то время и не ведал, что сам председатель профкома мне противостоит. Да и встретились мы воочию только сейчас, четверть века спустя. Конечно, ни о какой вражде тогда и речи быть не могло, но азарт соперничества был на самом высоком уровне. А как без этого, спорт же… Когда я с "Родиной" стал работать, то ребятня в команду потянулась, как-никак, а все же имя. И команды на "Энергомаше" стала посильнее". 
  

Одиннадцать лет проработал в Химках Паладьев. Это ж срок немалый! Ушел из команды в 1991 году, когда всё в стране стало разваливаться, и уж до хоккея никому дела не стыло. Да и пенсию стал оформлять ветеран. "Мне как раз пенсия подходила, я уже двадцать пять лет рабочего стажа имел, заслуженный мастер спорта. Тогда новое постановление вышло Спорткомитета СССР: или шесть лет в сборной, или десять лет участия в первенстве Союза в команде мастеров. И нас, спортсменов, приравняли к балетным танцорам, которые на пенсию рано в общем-то уходили. И нас к ним подравняли. Я оформил пенсию, положили мне 110 рублей. Плюс к этому я мог и работать и получать зарплату"…
  

А откуда такая фамилия – Паладьев?  "Это вообще – целая история, - покачивает крупной головой, иронично улыбаясь, бывший спартаковский защитник. - Мой дед по отцовской линии родом из Симбирска. Фамилия у деда была Алафьев. Работал паровозным машинистом, в то время – престижная, уважаемая профессия, хорошо оплачивавшаяся. Но нет, потянуло деда к социал-демократам. Неспроста, все-таки Симбирск-то – родина Ленина. Дед водил поезда по России-матушке и развозил большевистские прокламации. Его на этом деле охранка царская накрыла, сослали деда в Сибирь, на Ленские рудники. И тут на счастье деда началась Столыпинская реформа. Дед тогда жил в деревне Черепаново, под Новосибирском. Получил земельный надел, обзавелся хозяйством: куры, индюшки. свиньи. Всё путём. А когда первая мировая война грянула в 1914 году, оказался дед на фронте, где и погиб. Остались в Сибири два сына: отец мой 1900 года рождении, его брат дядя Петя – 1905 года, три сестры 1907, 1909 и 1912 годов. А отец в 1917 году на ярмарке повстречал мать мою, она ему понравилась, послали, как тогда и водилось, сватов. Мать сама родом из-под Курска была, ее родители тоже по столыпинскому "призыву" в Сибирь отправились…".
 

- А фамилия-то, фамилия почему другая? "Да ведь дед понимал, что он к большевикам причастен, он там, в Сибири, фамилию поменял, чтобы на родственниках это обстоятельство не отражалось. Был Алафьев, а стал Паладьев. А в  Усть-Каменогорске родители оказались таким образом. Когда по Сибири шел Колчак, то отец примкнул к красноармейцам. Никто в то время в Сибири про колхозы и слыхом не слыхивал. У отца было образование – четыре класса церковно-приходской школы. И его назначили председателем какого-то там сельского совета, что ли… Жили они там, в Черепаново, поживали, добро наживали, хозяйство было крепкое. А в 1937 году докатилась и до сибирских медвежьих углов волна коллективизации и раскулачивания.  И понял мой родитель, что надо сниматься, уезжать, иначе – кранты. Дом у него был под железной крышей, ну, точно, кулак. И хоть и говорят, что дальше Сибири не сошлют, а есть еще и  Камчатка… Поехал отец присматривать места. Проехал через Фрунзе, мимо станции Защита. И вот в 1939 году вся семья  огромная, я-то у матери был одиннадцатым, снялась, хозяйство бросила и на эту станцию переехала. А в Усть-Каменогорске как раз началось строительство свинцово-цинкового завода, семья туда перебралась. В войну один из моих братьев громил японскую Квантунскую армию, другой под Берлином ее заканчивал, а отец броню имел и всю войну на заводе прорабом проработал…
  

А жили мы  Усть-Каменогорске в бараке, и буквально через дорогу располагался стадион "Металлург". Вот я и пропадал все время там, на стадионе. Футбол, хоккей с мячом, потом и шайба к нам добралась. Где-то в начале 1960-х… Попал я со временем в заводскую команду "Металлург" свинцово-цинкового комбината".
  

Слушая Паладьева, я невольно ловил себя на мысли, как все странно и непредсказуемо переплетено в этой жизни, как события в масштабе всей огромной страны могут отразиться на судьбе одной семьи, одного конкретного человека, предопределить его судьбу: Симбирск, зарождение в России революционного движения, сибирская ссылка, реформа Столыпина, ныне столь восхваляемого в  России, годы Великого перелома, индустриализация, Великая Отечественная, послевоенное возрождение, заводской спорт и… звание чемпиона мира по хоккею. Правда, до этих высот пришлось Паладьеву еще покарабкаться вверх по крутому склону славы и признания.
  

"К нам на завод приехали работать молодые ребята из Электростали по линии Минсредмаша. Оборонка везде ведь свои заводы разбросала. Они и показали нам, как надо в хоккей играть, "коробку" построили. Я играл в "Металлурге", а была еще команда "Торпедо" усть-каменогорское, которая  играла в класса "Б" и со временем в класс "А" попала даже. А потом где-то в 1962 году расформировали очень приличную команду "Энергию" в Новосибирске, половина ее игроков приехала в "Торпедо",  там даже играл Никифоров одно время, чемпион Олимпиады 1956 года. А половина стала играть в нашем "Металлурге".  А в 1965 году - я  уж к тому времени год отыграл в футбол за сборную Казахстана – поехал на футбольный турнир в Алма-Ату. Но что-то там вяло турнир проходил, без тренировок.  И случайно в центре города встретил я Юрия Николаевича Баулина вместе с начальником команды Арсеньевым Валерием Евгеньевичем. Он видел однажды зимой, как мы в хоккей играли. "Поехали, - говорит мне Баулин, - играть в хоккей в Новосибирск". Там как раз был финальный турнир "Золотой шайбы". Я туда поехал, сидел главным образом в запасе. Одну игру сыграл, но попал после этого в основной состав "Торпедо". А в 1967 году приехали играть с "Сибирью" новосибирской московские армейцы, которых тренировал Б.П.Кулагин и Локтев. Им Баулин предложил мою кандидатуру, но они отказались: "У нас свои есть, Лутченко, Гусев…". И предложил меня тогда Баулин спартаковскому тогдашнему тренерскому "триумвирату" - Евгению и Борису Майорову, и Старшинову. Те меня посмотрели в нескольких играх, в том числе, в Электростали, и пригласил меня Евгений Александрович – он в тот момент был старшим тренером "Спартака", в команду".
  

Так и продолжилась паладьевская карьера, но уже по звездной  хоккейной орбите. Заиграл в основе московского "Спартака", в сборную СССР попал, чемпионом мира и Европы становился. А вот на Олимпиаду в японский город Саппоро в 1972 году не попал. "Дело было так. После первенства мира 1970 года – оно в Стокгольме проходило – Тарасов Анатолий Владимирович меня в номер к себе пригласил. Захожу. Тарасов наливает стакан водки: "Давай, прими Евгений, за победу". "Да я не пью, Анатолий Владимирович". "Да, л-а-а-а-дно, знаю я вас, все вы не пьете. Давай, давай". "Тогда уж вместе давайте, Анатолий Владимирович, что ж я один-то буду". Ну, приняли, Тарасов мне и говорит: "Давай, Женя, переходи к нам, в ЦСКА". "Да как же так, Анатолий Владимирович, я в команде основного состава игрок, два раза чемпионом мира стал, квартиру мне "Спартак" дал, институт вот заканчиваю. Непорядочно как-то команду подводить…", "Я тебе сказал, а уж ты думай, думай", - отвечает Тарасов.
  

Я потом кое-кому из партнеров по сборной, армейских игроков, рассказал об этом разговоре. Мне в ответ: "Ох, Женька, хреново дело, Тарас таких вещей не прощает…". И точно, в состав сборной на мировой чемпионат 1971 года я включен не был, и на Олимпиаду в Саппоро не поехал. И вот ведь тарасовское лицемерие: "Женя, ты был у меня первым номером в сборную, - говорит мне после заседания Тренерского совета. – Но твой же тренер Баулин тебя и не рекомендовал…".  Опешил я и не поверил: чтобы Юрий Николаевич, тогда "Спартак" тренировавший,  меня в Москву вытащивший, меня же в сборную-то мог не рекомендовать, а ?! – с усмешкой, помноженной на давнюю досаду и недоумение перед таким тарасовским двуличием восклицает Паладьев. - А снова в сборную меня пригласил уже Всеволод Михайлович Бобров, когда команда поехала на знаменитую первую суперсерию СССР-Канада в 1972 году". Играл тогда Паладьев в защите вместе с Юрием Ляпкиным, а впереди действовало звено Евгений Зимин-Владимир Шадрин-Александр Якушев. Именно усилиями этой "пятерки" при счете 0:2 в первом матче  суперсерии 2 сентября 1972 года и был забит первый ответный гол в ворота заокеанских "профи", вдохнувший уверенность в действия советских хоккеистов, который в итоге "порвали" профессионалов со счетом 7:3 в  их собственных стенах, да еще на льду монреальского "Форума" - этой Мекки профессионального хоккея. "Тогда шайба в зоне канадцев была, полукруг какой-то описала витиеватый и ко мне отскочила, я ее Сашке Якушеву – он в правом углу был,  тут же отдал, а он сразу ее вдоль ворот набегавшему слева Зимину переправил. Ну, а Женька  и огорчил Кена Драйдена, мастерский гол забил, исторический"…
   

Много потом всего-разного было в жизни Евгения Паладьева. И тяжкие периоды были, и радости, и огорчения. Вот вспоминает, как Александр Альметов позвонил ему, попросился на работу. "Я директору базы докладываю: "Так, мол, и так, сам Альметов Александр Давлетович звонит, давайте его на должность инструктора пристроим? "Я не могу сам такое решение принять, - отвечает. – Надо с партийными инстанциями в окружном спорткомитете посоветоваться…". А там ответ выдали: "Не рекомендуем принимать Альметова на работу…", И всё, и никаких объяснений,  никаких доводов. А высокомерно так, но в то же время, и не обрубая вроде бы концы-то : "Не рекомендуем…".  Стало мне тогда ну просто не по себе, зло взяло, горечь в душе: "…не рекомендуем". А вот если бы порекомендовали, так может, у Давлетовича-то судьба иначе бы сложилась, не на кладбище бы могильщиком горе заливал…Великий был игрок, высшего мирового класса, гордость спорта советского!". 
  

В квартире Паладьева висят фотографии, призы кое-какие, сохранившиеся медали  книжных полках, медали. И вот такая грамота от канадцев на русском языке по металлу писанная : "Уважаемый господин Паладьев! Двадцать пять лет тому назад жители Канады и всей ее огромной территории стали свидетелями одного из самых значительных международных спортивных событий. В школе, на работе, дома мы все болели перипетиями этого состязания. В 1997 году Королевский канадский монетный двор с гордостью отмечает 25-летие серии хоккейных матчей между командами Канады и СССР  1972 года. От имени Королевского канадского монетного двора я рада вручить Вам коллекционную серебряную монету в один доллар образца 1997 года, отчеканенную в честь этой исторической хоккейной встречи и в память о дружной и самоотверженной игре, которую показали Вы и ваши товарищи по команде. Еще раз благодарю Вас за подаренную нам возможность наблюдать такое важное международное спортивное событие и надеюсь, что это свидетельство нашей признательности вызовет у Вас самые приятные воспоминания. Искренне Ваша Даниэль Уэзерап, президент".
  

Канадцы помнят великих и решительных, тех, кто восхищал всю Канаду выдающейся игрой и заставил хоккейную страну признать: да, там, за океаном, в далекой стране Советов в хоккей умеют играть не хуже, чем у нас, в Канаде.
  

А помним ли мы, в России, своих героев, развенчавших миф о непобедимости канадских профессионалов? Ведь это же была не просто спортивная победа, это было и наглядное и убедительное свидетельство того, что СССР – это не мрачная "империя зла", каковой окрестил страну американский президент, где люди замкнуты и зажаты, хмуры и угрюмы (а именно таковой представляли на Западе СССР его ненавистники), но государство, где  живут, растят детей, влюбляются, горюют об ушедших, покоряют космос и строят жизнь такие же homo sapiens, но еще к тому же умеющие вдохновлено и классно водить шайбу и отправлять ее в ворота противника играючи, с улыбкой и дерзким, выводящим из равновесия, огоньком в глазах…
  

Помнит о тех матчах и их участник Евгений Паладьев. Но с не меньшей теплотой носит он в душе благодарность Химкам и тем, кто протянул ему там руку поддержки, когда надлежало определиться с будущим в жизни. Протягивает фотографию, сделанную во время коммунистического субботника на базе "Маяк": веселые, улыбающиеся лица, хорошее настроение, вера в лучшее будущее и великое чувство братства и человеческой солидарности, доверия друг к другу. "Да настроение было отличное, - согласно кивает Паладьев. - Это точно. И вся жизнь была впереди. Впрочем, жизнь-то продолжается, надо жить, а не только сетовать на сложности бытия". Что ж, действительно надо….

Николай Вуколов

ФХР