- А у меня нет машины. Есть проездной на метро и велосипед – видели, цепью прикован внизу? Это мой. Пешком много хожу. До Ледового от меня прямая линия метро, а в "Юбилейный" езжу на велосипеде. С коляской можно зайти в автобусы: люди помогают.

— Вы, говорят, до сих пор бегаете кроссы.

— Верно. Я никогда не считал, что закончить карьеру — это сесть на диван и впиться взглядом в телевизор. Продолжаю заниматься в свое удовольствие. Я вообще не знаю, как люди могут не заниматься спортом. Это дает энергию, хорошее настроение. Вот раньше, когда человек заканчивал карьеру, он резко прекращал следить за собой. И я вам отвечу, почему: его заставляли все делать. А сейчас любой бывший хоккеист продолжает двигаться: в хоккей играет, в теннис, бегает.

— Как пришло решение закончить?

— Это травма, от которой я никак не мог восстановиться — и до сих пор чувствую ее. Сломался как раз перед Матчем звезд на Красной площади: я должен был там играть, был в списках. И накануне мы встречались с московским "Динамо": я поймал Калюжного своим фирменным приемом — на задницу. Ощущение было, что нога оторвалась. У меня разорвался пах и разошлась тазовая кость. Пытались потом починить меня, но безрезультатно.
Один вариант был: шурупом скрепить. Но в моем возрасте рисковать так не стоит. Если здесь скрепишь — какая-нибудь другая кость или связка оторвется. В прошлом году я пытался вернуться. Сделал четыре операции: начал в России, продолжил в Германии, потом в Америке две. После этого в Канаду летал уже перед Олимпиадой — проходил специальный курс лечения. И понял — ну все уже, ну никак.
Я уже не могу профессионально играть. Для себя еще в состоянии покататься, но если начать толкаться, играть в мой хоккей, опять начнутся боли. Вот даже сегодня я пробежал больше, чем положено, и в раздевалке уже почувствовал боль.

***

Дома у Дарюса — детский сад: близняшкам Лив и Лили два года, а Марли — два месяца.

— Мы смотрим, как вы живете, и понимаем, что глупо спрашивать о том, есть ли у вас депрессия из-за окончания карьеры.

— Правильно понимаете.

— Но вот когда засыпают дети, мысли эти не накрывают?

— Иногда — да. Задумываешься, что можно было еще поиграть. Но потом прикидываешь: это ведь надо опять форму набирать, опять рисковать. И все это чтобы поиграть один-два года? Да мне уже 38 лет. Из хоккея надо уходить вовремя. Я все равно в команде, в хоккее, при деле. Зарплата, конечно, в 150 раз меньше, но что поделать.

— Потеряв в деньгах, скромнее жить стали?

— Ну как — смотришь, что сколько стоит. Живешь от зарплаты до зарплаты. Так что — ждем бонусов и ждем чемпионства.

— Вы сейчас живете от зарплаты до зарплаты?

— Да. При этом я немало заработал за карьеру и сейчас трачу то, что сэкономил, когда был игроком. Траты серьезные, у меня ведь трое детей! Детский садик — 60 тысяч за двоих в месяц. Плюс нянечка. Плюс заплатить за аренду квартиры. Плюс на продукты.

— И бензин.

— А у меня нет машины. Есть проездной на метро и велосипед — видели, цепью прикован внизу? Это мой. Пешком много хожу. До Ледового от меня прямая линия метро, а в "Юбилейный" езжу на велосипеде. С коляской можно зайти в автобусы: люди помогают. Сейчас стали больше узнавать, кстати. Может быть, потому что я на скамейке стою без шлема.

— В молодости швырялись деньгами?

— Сколько заработал в первом сезоне в НХЛ, столько и потратил. С ума сходил. Я приехал из "Динамо", где у нас зарплата 200 долларов была. А там 450 тысяч в год был первый контракт. Я не понимал, что такое 5 тысяч долларов. Мог купить кожаную куртку за 5 тысяч.

— Куртка за 5 тысяч долларов?

— Да. Есть такая фирма — "Версаче". Вот она делает куртки за эти деньги — для сумасшедших и молодых.

— А правда, что вы съели дождевого червяка за 200 долларов?

— Вранье: съел за 100. В Италии это произошло. Денег не было, а ветераны динамовские издевались надо мной. А мне же хотелось тоже что-нибудь купить себе. И я говорю: "Давайте я съем червяка за 100 долларов". Ну, они нашли одного. А червяк — это деликатес, белок. Съел и не поморщился. Зато заработал 100 долларов, купил себе джинсы.

***

— Когда вас в первый день работы спросили, чем занимаетесь, вы честно сказали: "Не знаю". Сейчас уже определились?

— Работаю с защитниками — как из основы, так и с молодежью. Я учусь. Хочется достичь самого верха. Моя мечта — когда-нибудь стать главным тренером.

— На скамейке СКА вы говорите больше всех, кажется.

— Это эмоции. Я общаюсь, в основном, с защитниками. Тут ведь надо понять каждого игрока: на кого повысить голос, а кому надо спокойно объяснить. Я хочу выигрывать — и хочу, чтобы другие этого хотели, и отдавались на 100 процентов.

— Какой процент вашего вольного перевода был на пресс-конференциях Занатты?

— Я пару раз ходил на пресс-конференции. Если меня начинали злить вопросы, тогда я уж начинал от себя отвечать. Занатта говорил коротко, а я уже более развернуто.

— Какие вопросы?

— Ну там: "Вот ваш звездный СКА никак не может сыграться". Ну да, у нас много игроков с именами. Но если так посмотреть — вот Уфа. Там игроки помоложе и на данный момент позвезднее. А говорят только про нас. После каждой игры смотришь в интернете: двести комментариев с "сосисками" и прочим. Много против нас болеют. Я думал, москвичей не любят. А оказалось — теперь и СКА тоже.

***

— Научите делать силовые приемы.

— Играть жестко — это вшито в меня. Если ты не умеешь толкаться, если не хватает злости в характере, трудно научить. Это идет не только от мозгов: важны ноги, катание, чутье на то, когда подъехать. Всем кажется, что в силовой хоккей играть просто: врезайся во всех, делов-то. Но если разобрать один силовой прием на элементы — вы поймете, что это дело требует таланта. В каждой команде должны быть люди, которые могут засадить. Но сейчас большинство таких ребят в НХЛ. В СКА в такой хоккей умеет играть Вишневский, есть задатки у Перетягина. Или вот Рыбин: бежит, толкается, одному навернет, второму. На него смотришь — сам заводишься. Отдается на 100 процентов. Он переживает сейчас из-за того, что голов мало, но я ему объясняю: "Не все измеряется голами". Условно, если бы меня лично поставили перед выбором: "Рыбин с нулем голов или какой-нибудь вялый нападающий, заковырявший десять шайб", — я, не сомневаясь, выбрал бы Рыбина.

— А между вялым нападающим и Дарси Веро?

— Нужен просто жесткий играющий парень, который в случае чего не побоялся бы скинуть краги. А такой как Дарси Веро... В Америке то, что он делает, — это тяжелая работа. Но не в России, потому что тут никто не дерется, а все мужички-тафгаи собраны в одной команде.

Помню свой первый матч против "Витязя". У них там тогда Веро и Перро были. Начали уже на разминке — шайбами в меня кидали. Я понял: выйду — на меня полетят, стопроцентно.

— И что вы?

— Ну я умею таких людей выводить из игры. В первой же смене одному накатил, у него крыша съехала — и они оба на меня понеслись. Это тоже искусство: надо уметь устроить все так, чтобы тебя пошли бить, а судья это видел. Ну, их обоих удалили — и мы "пять на три" реализовали.
Надо знать момент. Почему дерутся в НХЛ? Там это делается в нужное время. Наша команда проигрывает — значит, наш тафгай должен пойти бить их тафгая.

— За вами в НХЛ часто гонялись бойцы?

— Всегда. Меня ненавидели игроки и болельщики всех команд лиги, зато любили свои. Выводить лучших хоккеистов из игры — это легко. В пределах правил дал пару раз по соплям лучшему в их команде — и все, они забывают о хоккее и думают только обо мне, пытаются меня отловить.

— Неужели не боязно?

— Самое страшное было, когда я Линдросу сделал сотрясение. Игра была у нас дома, а на следующий день — опять матч с ними, только уже в Филадельфии. Звонили люди: "Не выходи из гостиницы, тебя прикончат". Я с первых минут той игры сидел на скамейке штрафников. Только выходил — на меня сразу налетали.
С Линдросом мы потом пересеклись в "Рейнджерс". Отличный парень. Он мне сразу сказал: "Ты даже не думай о старом. Это была моя вина: я опустил голову и сам виноват". Вообще для меня противостояние с Линдросом никогда не было личным. Это все раздуто прессой. Я же против любой команды играл жестко. Марка Мессье часто выводил. В одной игре он на мне три малых штрафа заработал. Леша Ковалев рассказывал, что их тренер Майк Кинэн после этого сказал Мессье в раздевалке: "Марк, не обращай на Каспарайтиса внимания! Он на тебе имя себе зарабатывает, а ты ему в этом помогаешь!"
Дикая ситуация была у меня с Джино Оджиком. Я Оджика на рыбалку свозил, мы нормально общались. А потом он мне втемную дал сзади по голове — сотрясение было. Больше я Оджика на рыбалку не звал.

— На заре энхаэловской карьеры у вас были две драки — с Зелепукиным и Селивановым. Странно.

— А что странного — я буду там разве разбирать, кто русский, а кто нет; с кем я дружен, а с кем не очень? Для меня так вопрос никогда не стоял. Однажды Яшину за воротами два раз как накатил. Его мама прибежала после игры: "Ты зачем Лешу-то бьешь?" Но Лешина работа — забивать голы, а моя — играть вот так. Или еще был случай. Играли с "Тампой", началась драка. Назаров меня повалил и говорит: "Лежи-лежи, а то тебя убьют".  Меня всегда считали тафгаем, хотя я никогда им не был. Просто жестко играю.

— Вы рассказали про то, как поймали Калюжного на "мельницу" — и на этом завершили карьеру. Сколько вы сделали "мельниц" — тысячу, две?

— В первые два года в НХЛ я каждую игру делал их по шесть штук. Объясняю механизм. В то время люди пытались обыгрывать один в один. Это легкая добыча. Ты как будто даешь ему тебя объехать, а сам под него подкатываешься и ловишь на задницу. Потом все начали понимать, что это опасно, — и стали просто за спину вкидывать шайбу.

— Расскажите, как вы играли с переломом ноги.

— Я забил гол Гашеку в овертайме седьмой игры полуфинала конференции — и мы выбили "Баффало". Следующим соперником был "Нью-Джерси", и в первом матче серии мне попали шайбой в ногу. Перелом. На следующую игру я направился на костылях. Жена бывшая спросила: "Ты куда?" — "Да я съезжу на терапию — и сразу домой". Она ждет, меня нет и нет. Включает телевизор, а я там играю.

— Но как можно-то?

— Я вам объясню. Травма серьезная, нога сильно болела, если просто ходить. А конек — это прекрасный фиксатор, как гипс. Первые пять минут еще чувствуешь боль, а потом адреналин заглушает ее. Всю серию отбегал. Жаль только, проиграли.

— Когда вы вернулись в российский чемпионат — не вылезали со скамейки штрафников.

— Да что там: даже сейчас иногда человек играет в тело — чисто, ярко, но получает две минуты. Я Трубачева поймал по правилам, красиво. В НХЛ бы это показывали сто раз: лучший хит месяца. А мне дали несколько матчей дисквалификации. Или с Руденко эпизод. Сейчас любой удар в голову карается, но по тем правилам плечом можно было засадить. И я как раз так его и встретил — у меня плечо после этого горело.

— На тренировках в России бились?

— Есть такой энергичный, упертый парень — Игорь Макаров. Он сейчас уехал в НХЛ, а в СКА на тренировках мы с ним все время толкались, разок чуть не подрались. Хотя он вроде бы молодой, а у меня есть имя — все равно не стеснялся. Молодец. Я уважаю людей, которые отдаются игре полностью.

"Горячий лед"